13249
Люди, Я не террорист!
Он пытался защитить родной город и был объявлен террористом. Спустя пять лет после трагических событий на Украине наш собеседник решился рассказать о том, как он боролся за Одессу
Некоторое понимание того, что из кучки русофобов может разгореться революция, возникло еще в конце 2013 года. Я тогда познакомился с одним видным политическим деятелем и осмелился у него спросить: что же в такой ситуации делать? И он ответил: заготавливать тушенку и патроны и попытаться объединить людей.
В Одессе тогда, параллельно с Крымом, было организовано первое серьезное движение «антимайдан». Несколько десятков тысяч человек выходили на площади. Для Одессы это большая цифра. Ставили палатки. При этом колорит людей, собранных на площади, трудно сейчас описать словами: это и еврейская боевая дружина, соседствующая со «Славянским единством», коммунисты, монархисты — все вместе, все объединены одной целью. За русскую Одессу. Но русскую не в смысле национальности, а скорее против того ужаса, который творился в Киеве. Мы понимали, что если Одесса будет украинской — то только украинской. А если русской — то многонациональной.
Все, что рассказывали по телевизору о приднестровских и российских террористах, привезенных в Одессу устраивать революцию, — неправда. Ради интереса я долгое время пытался выяснить у ополченцев, есть ли там граждане России. Нашел только себя и еще одного паренька, который переехал в город давно. Кстати, говорить на украинском языке в Одессе всегда считалось моветоном. Если местные слышали громкую речь на улице, то всегда оборачивались.
Вскоре мы узнали, что в город с востока Польши и запада Украины завозятся люди из лагерей специальной подготовки. Они появлялись на массовых мероприятиях в псевдовоенной форме, с большими спортивными сумками. Окружающие говорили с ними на русском, а они принципиально отвечали на мове. Мы понимали, что идет подготовка к провокациям на майские праздники. Но никак не думали, что к тому моменту в Одессу завезут порядка десяти тысяч агрессивно настроенных бандитов.
2 мая я здорово задержался, потому что проспал планерку в штабе, и сразу поехал на площадь. В это время в центре города собралась толпа, которая скандировала гимн Украины и лозунги типа «москалей на ножи». В этот день должен был состояться крупный футбольный матч, и под видом фанатов в Одессу завезли этих людей. Естественно, ни на какой футбол они не пошли.
Мы оказывали сопротивление, как могли. Нашим оружием были фанера и черенки от лопат. Я взял две арматурины, разобрав стойку для микрофона в своей студии. Надел кожаную куртку, понимая, что, если будут бить, она смягчит удары. Я ехал на площадь, и у меня была эйфория. Я понимал, что сохранить этот город, который стал для меня тихой гаванью, это высшая цель, за которую можно умереть. Инстинкт самосохранения отключился напрочь.
Я тогда попал в самый замес на Греческой площади. Мы организовали баррикады. Полиции, чтобы помочь нам, нигде не было. Потом стало известно, что был приказ не вмешиваться. Нас атаковали. В нас полетели первые камни. И это были очень странные ощущения, хотя бы потому, что за всю мою жизнь в меня никто ни разу не кидал камень. А потом полетели «коктейли Молотова». И вот уж их-то в меня совершенно точно никто не кидал до этого момента. Град из камней продолжался больше часа. Казалось, это будет длиться бесконечно. Они выковыривали историческую брусчатку с улицы и бросали ею в нас. В нас стреляли из пневматического оружия.
В итоге несколько человек убили, десятки были ранены. Потом в новостях я видел кадры, на которых улыбающиеся девчонки со стороны нападения разливают «коктейли Молотова» по бутылкам и добавляют туда пенопласт — чтобы лучше горело. А у нас не было оружия вообще. Только подручные средства. Я видел, как в замес попал парень с мечом и в доспехах. Видимо, ролевик. Нас было 400 против четырех тысяч.
Мне в руку прилетел осколок от «коктейля». Я быстро перебинтовался, но вскоре был удар камнем по корпусу. Нам кричали: «Проваливайте в свою Россию! К своему Путину!». А мы понимали, что нам-то они зря это кричат. Это они приехали в наш город, диктовать свои условия. Мы кричали в ответ: «Какой Путин?» В ополчении были практически одни одесситы.
Было много зевак, которые снимали происходящее на телефон, их не доставали камни и арматура. Они стояли, как стайка мангустов, выглядывая из-за стены. Со стороны это выглядело дико, словно вся эта революция — просто телешоу: сейчас отснимем эпизод и разойдемся по гримеркам.
Пока самые активные участвовали в битве, на площади в штабе оставалась молодежь и люди сильно старше, которые в основном занимались административными вопросами. Именно их толпа бандитов загнала в Дом профсоюзов, где и забаррикадировала. Люди просто хотели спрятаться от толпы разъяренных бандитов с оружием, поэтому поспешили в ближайшее здание. В том числе бежали туда и случайные прохожие, не имеющие отношения к сопротивлению.
Запертыми в здании оказались порядка 200 человек. Чтобы выкурить людей из Дома профсоюзов, бандиты стали бросать в окна бутылки с зажигательной смесью. Здание вспыхнуло как спичка. Кто-то выпрыгивал из окон, и внизу их забивали палками под крики «Слава Украине». Почти все, кто остался в Доме профсоюзов, сгорели заживо или задохнулись. Мы не думали, что все будет так страшно.
На следующий день я попал в обгоревшее здание вместе с журналистами. От жара на стенах оплавилась старая советская краска. По следам ладоней на стене можно было прочитать, как человек шел, ничего не видя в дыму, держался за стену, вел по ней ладонью... Вот он идет-идет, и постепенно след сползает вниз. На полу — лужа крови.
Позже разговаривал с отцом погибшего там парня. Он рассказал, что когда говорил с сыном в последний раз, тот кричал и плакал в трубку: «Пап, у меня руки плавятся». О нас в новостях говорили так: «Расправились с русскими террористами, которые стреляли по мирным жителям из окон Дома профсоюзов, за что их и сожгли». На самом деле все погибшие «русские террористы» были коренными одесситами.
Я пытался излечиться от посттравматического синдрома тех дней. Делал добрые дела: сажал деревья, навещал ветеранов, занимался благотворительностью. Мне удалось прожить в Одессе еще почти год. А потом, в один из дней, когда я был на работе, мне позвонила мама и сказала: «Ты попал в ориентировку СБУ, ты теперь террорист, за тебя обещана награда». Несколько недель у моего дома дежурила полиция. Но я ночевал у друзей. Потом мне помогли с «загранником», и мне удалось бежать в Россию, в Рязань. Мама до сих пор живет в Одессе. С тех пор мы с ней не виделись.
Мне до сих пор наивно кажется, что если бы мы в Одессе смогли дать отпор, то все могло бы быть сейчас на Украине иначе.
Над материалом работала Дарья Копосова
Фото Андрея Борзовского (ТАСС)
Если вы хотите рассказать свою историю, пишите нам на почту [email protected], звоните в редакцию по телефону 8-910-570-07-52 или пишите в соцсети «ВКонтакте» Артему Деловому